Главная > Журнал > Бог и человек > «В нашем храме не 40 Севастийских мучеников, а 41»

«В нашем храме не 40 Севастийских мучеников, а 41»

Протоиерей Максим Первозванский

Распечатать

Беседа с протоиереем Максимом Первозванским

Осужденные на жестокую смерть за непреклонное исповедание веры мученики, пострадавшие в 320 году в Севастии Армянской, сегодня прославляются Русской Православной Церковью. «Непоколебимый полк! Общие хранители человеческого рода! Добрые сообщники в заботах, споспешники в молитве, самые сильные ходатаи, светила вселенной, цвет Церквей! Вас не земля сокрыла, но прияло Небо; вам отверзлись врата рая», – писал о Севастийских мучениках святитель Василий Великий. О современном почитании этих святых, о единственном храме, освященном в Москве в их честь, рассказывает клирик церкви во имя 40 Севастийских мучеников в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский.

Видео
(продолжительность: 23:16)

– Отец Максим, сегодня престольный праздник вашего храма. Наверняка у вас свои, личные отношения с Севастийскими мучениками…

– Мое личное отношение к этим святым определяется тем, что я уже много лет именно в этот день и именно в этот праздник должен говорить проповедь. И поскольку не хочется говорить одно и то же, то ты каждый раз снова и снова погружаешься в жизнь этих святых, в их подвиг. Это, конечно, дает определенный спектр понимания и их подвига, и себя. И каждый год это разное. 320 год, Константин Великий уже подписал Миланский эдикт. Казалось бы, в значительной части империи христиане перестали быть гонимы. Ан нет! При этом не будем забывать, что это ведь был, говоря современным языком, и спецназ – опытные, закаленные, умудренные жизнью, прошедшие множество боев воины, – и только что призванные юноши. Это мужское братство: как они друг друга поддерживали во всей этой ситуации! Не каждый из них был знатоком Священного Писания, хотя все они были христиане. Понимание этого важно, особенно для тех, кто знает, что такое армейская служба, армейская дружба, как они в этой ситуации оказались… А какая потрясающая история про баню! Это такой архетип. А почему еще все это так врезается в память? Тут, мне кажется, на них исполнились слова царя и пророка Давида: Проидохом сквозе огнь и воду, и извел еси ны в покой (Пс. 65: 12).

И ведь была возможность отказаться! Да, находится тот, кто отказывается, и именно он погибает, погибает здесь и сейчас, в этой жизни. Но я больше размышляю о милосердии Божием, думаю: «А как вот на таком человеке могло свершиться милосердие Божие, ведь Господь хощет всем спастися?» Казалось бы, все так явно: человек отрекся, и тут же был наказан – смерть его настигла. Но значит ли это, что он погиб для вечной жизни? И я вдруг понимаю: нет! Все равно остается тайна спасения. Ведь, умерев, он встанет перед Христом, и Он его спросит: «Ну как ты?» – и что он Ему скажет? Ведь смерть и наказание в вечной жизни наступают только тогда, когда человек скажет Ему: «Извини, Господи, знать я Тебя не хочу». Но скажет ли это отрекшийся человек? Я думаю, нет. Я думаю, он кинется Ему в ноги, обнимет их, скажет: «Со мной такое!..» Нет, это не значит, что он погиб. Я подчеркиваю: для меня все это бесконечный повод для размышлений.

Несколько лет назад, уже после событий на Украине 2014 года, нам в храм прислали акафист Сорока мученикам Севастийским, выпущенный по благословению УПЦ в Киеве. Он, с одной стороны, такой сильно русифицированный, более понятный для прихожан. А с другой стороны, там удивительно тонко проведена эта грань в связи с нынешними украинскими реалиями. И тут еще одна тема для размышления: где проходит граница нашей верности своему Отечеству, и где начинается граница нашей верности Богу?

Тут еще и тема для размышления: где проходит граница нашей верности Отечеству, и где начинается наша верность Богу?

– Насколько я знаю, эти святые были очень почитаемы на Руси, но сейчас ситуация несколько иная. Это так?

– После празднования Тысячелетия Крещения Руси было прославлено множество святых – имею в виду даже не сонм новомучеников, а значимых, знаковых святых. Кто-то из них обрел истинное народное почитание, а кто-то при всех попытках, в том числе и со стороны духовенства и священноначалия создать, как бы сказали религиоведы, культ того или иного святого, не вызывает в народе какого-то серьезного отклика. Для меня это тайна, я не знаю, почему так. И я не вижу какого-то особого почитания в наше время 40 мучеников Севастийских, хотя на престольный праздник у нас всегда храм битком. Народ действительно съезжается со всей Москвы. Даже в прошлом году, когда уже эпидемия началась, правда, не были еще объявлены ограничительные меры, но уже страх народ чувствовал, все равно невозможно было в храм войти. Я бывал на престольных праздниках в других храмах, и там нет такого. Почему? Не знаю.

– С праздником Севастийских мучеников связана традиции выпекания жаворонков. Откуда такая традиция пошла?

– Почему именно жаворонков, я не знаю, для меня всегда это тайна. У меня совсем примитивное мнение, условно говоря, восходящее к такой народной версии. Почему память святителя Николая празднуют несколько раз в год, а Иоанна Кассиана Римлянина память приходится на 29 февраля и соответственно выпадает один раз в 4 года? Знаете эту историю? Шли как-то раз Николай Чудотворец и Иоанн Кассиан по дороге, Господь их позвал к Себе к полудню. Они оделись в лучшие ризы, в белые, сияющие, пошли по дороге и вдруг видят: баба, и телега застряла в грязи. Женщина эта просит: «Люди добрые, помогите». Иоанн Кассиан (да простит меня святой Иоанн Кассиан, тут действует не он, а герой такого вот народного предания) говорит: «Прости, баба, я к Богу спешу, опоздать не могу. Видишь, я весь белый и блистающий, а тут грязи полно. Так что извини», – и ушел. А Николай Чудотворец ризы белые подоткнул, бабу вытащил, но к Богу, конечно, опоздал, да еще и грязный пришел. И Господь говорит: «Ты, Иоанн Кассиан, за то, что вовремя пришел и ризы чистыми сохранил, будешь тоже святым, и поэтому память тебе будет 29 февраля. А ты, Николай Чудотворец, за то, что бабе помог, будешь много раз в год праздноваться народом». Это очень утилитарное объяснение помогает.

– Жизнь на приходе стала возрождаться в 1993 году. Что изменилось у вас с тех пор? Были какие-то глобальные перемены за эти годы?

– Я так не могу сказать, но в целом ситуация довольно здорово поменялась. В середине 1990-х был пик возрождения вообще церковной жизни, ожидания были как бы на максимуме. Тогда у очень многих людей было стойкое ощущение, что еще чуть-чуть, еще немного – и вся Россия станет православной в самом православном смысле этого слова. Мы жили и действовали исходя из этого. Например, я сам в 1990-е годы принял участие в создании нескольких православных гимназий, и они появлялись, как грибы после дождя. Тогда отдавались храмы, возникали общины. А с другой стороны, был страх возможного близкого конца света или, по крайней мере, какого-то глобального краха государственного. Я осознанно не понимал, но интуитивно чувствовал что-то очень нездоровое. Неслучайно в конце 1990-х было принято определение Священного Синода о младостарчестве. Массовые издания монашеской литературы, Добротолюбия, житий Оптинских подвижников и пр. порождали ожидания, что каждый священник – старец, надо жить строго по благословению. Православную девушку можно было узнать за версту: короткая курточка, юбка в пол, рюкзачок на спине, платочек под шею. С одной стороны, субкультурность, с другой – ощущение того, что мы сейчас свернем горы, построим по-настоящему православную страну с этим неверным пониманием духовной жизни. Конечно, эти иллюзии у кого-то разбивались, и довольно больно было, а у кого-то просто приходили к некоей норме. Сейчас люди несколько более трезво смотрят, и прихожане в том числе, и на себя, и на духовенство, и на священников. Мне кажется, что отношения и внутриприходские стали гораздо более здоровыми, в том числе и с духовной точки зрения, хотя уровень накала, мне кажется, понизился, и иногда мне этого очень не хватает. Когда ты понимаешь, что люди очень спокойные какие-то, не все хорошо. Я не имею в виду в материальном плане.

– Вопрос об истории вашего храма. Известно, что солдаты Наполеона хотели его разграбить, а настоятель Петр Вельяминов был убит за то, что отказался выдать церковные ценности. А что известно о его жизни еще?

– Прославлен он не был, и мне кажется – зря. Есть удивительный факт: его тело несколько дней лежало без погребения, потом он был временно захоронен, и когда его хоронили уже по-настоящему, то из его ран сочилась кровь. По сути он несколько месяцев пребывал в таком нетленном состоянии. Французы его жестоко истязали, бросили умирать возле храма, потом зарыли, несколько раз выкапывали и опять закапывали… Но это свидетельство того, что был он не простой человек, и не случайно и до революции, и до сих пор у нас говорят, что это 41-й мученик. Что у нас храм не 40 мучеников, а 41. В народе он почитался, и могила его почиталась. Сейчас ее нет, она утрачена, мы ее не восстанавливали, но есть понимание, что в истории нашего храма был такой праведник.

Когда отца Петра хоронили, из его ран сочилась кровь: он несколько месяцев пребывал в нетленном состоянии!

Что такое церковные ценности? Стоит за них умирать или нет? По-простому, вроде бы и нет. Значит, тут история не об этом. Значит, это не про ценности, значит, это про отношение к своему священническому служению, к своему долгу, достоинству, к храму.

Одно из своих последних служений общественных в нашем храме совершил Патриарх Тихон. И это тоже значимый для нас факт.

Больше того, я застал человека, который в то время не просто был прихожанином, а был алтарником нашего храма. Он продолжал жить недалеко от нашего храма, и в первые годы, наверное, лет почти десять после того, как храм передали Церкви, очень скорбел, что мы никак не можем до конца освободить пространство храма. Мне это было не до конца понятно, потому что мы же служили: сначала нам отдали кусочек алтаря, потом отдали правый придел… казалось бы, все нормально. Но он очень спешил, потому что старенький был, и говорил: «Я очень хочу увидеть храм во всем его величии». Он, к сожалению, не дождался этого момента. Позже я понял, почему для него это было важно.

Наша колокольня была разрушена: выше второго яруса она была срезана. Многие люди, приходившие в Новоспасский монастырь, не знали, что здесь располагается храм: он тогда выглядел совершенно по-граждански. Я как-то разговаривал с покойным отцом Всеволодом Чаплиным, так он об этом храме не знал, хотя бывал в Новоспасском регулярно. А когда храм открылся внутри, стало понятно, какой он громадный, один из самых больших в Москве. Он ведь больше любого собора Новоспасского монастыря по площади. В нем по-настоящему большой алтарь, много места для молящихся.

– Отец Максим, вы – клирик Русской Православной Церкви с дипломом… лектора-атеиста!

– В МИФИ, где я получал светское образование – а это хороший вуз, образование в нем – знак качества… так вот, в МИФИ очень большое внимание уделялось всестороннему развитию студентов и преподавателей. Был очень серьезный спортивный сектор. Я, например, играл еще и за сборную института по волейболу. Очень серьезная была культурная жизнь, существовала масса творческих студий при общежитии. На всю страну гремел и продолжает греметь мужской хор МИФИ. А я закончил еще, ко всему прочему, курсы скорочтения, на которых увеличил скорость своего чтения с полутора тысяч знаков в минуту до одиннадцати тысяч, то есть в десять раз. Был у нас и факультет общественных профессий. Человек мог получить дополнительное второе образование по какой-то общественной профессии. Меня заинтересовала профессия лектора-атеиста, потому что меня интересовала религиозная тематика, а там можно было напрямую получить в руки священные тексты, услышать какие-то религиоведческие, вполне нейтральные оценки, отзывы. В тот момент для меня интерес представлял в первую очередь дзэн-буддизм, поскольку в тот период все наши ведущие рок-музыканты увлекались дзэном, и мне было интересно понять основы. Не просто слушать того же Гребенщикова и думать, что он там такое пытается спеть, чушь какую-то или что, а понять этот способ мышления. Именно по дзэну я потом читал лекции, не по христианству. Но, естественно, мы в полноте рассматривали и остальные религиозные традиции, с которыми нас подробно знакомили. Я ни капельки не жалею о том, что учился на этом факультете, потому что это было вполне нормальное систематическое религиоведческое образование.

– Плюс понимание того, кто стоит на другой позиции, к чему эти люди апеллируют?

– Хорошее образование – это в первую очередь образование, которое не абсолютизирует никакое знание, особенно естественнонаучное, которое дает представление о том, что единственный способ мыслить и постигать реальность, кроме прямого общения, – это построение модели, то есть нарушение – ни много ни мало – второй заповеди: не сотвори себе кумира. Нам заповедь вроде бы вообще запрещает строить схемы, но вместе с тем вся физика – это моделирование. Ньютон так смоделировал, Эйнштейн этак смоделировал. При этом ты задумываешься о том, что такое мышление, а тут тебе еще дают представление о том, что такое религиозное мышление, – это же совсем другой тип мышления. У меня уже в аспирантуре МИФИ был реферат по философии на тему «Естественнонаучные и религиозные типы мышления».

Когда студент имеет возможность задумываться над такими вопросами, как тип мышления, он не просто пишет второй закон Ньютона или штудирует Священное Писание, а он понимает, что это определенный тип мышления. А если ты еще параллельно получаешь представление, что такое дзэн, что такое хлопок одной ладони или беззвучный звук, когда понимаешь, что религиозное мышление кроме схоластики это еще и сплошной коан, то это потрясающая база для того, чтобы по жизни двигаться дальше.

С протоиереем Максимом Первозванским
беседовал Никита Филатов

Протоиерей Максим Первозванский 22 марта 2021

Издательство
Сретенского монастыря